[В начало сайта] [Переписка Мопассана] [Алфавитный указатель собрания произведений Ги де Мопассана] [Произведения]


Ги де Мопассан. Награжден!

 
Начало произведения

     Ги де Мопассан. Награжден!
     
     
     Из сборника "Сестры Рондоли"
     
     -------------------------------------------------------------------
     Ги де Мопассан. Собрание сочинений в 10 тт. Том 3. МП "Аурика", 1994
     Перевод И. Грушецкой
     Примечания Ю. Данилина
     Ocr Longsoft , март 2007
     -------------------------------------------------------------------
     
     
     Люди родятся с каким-нибудь особым предрасположением, призванием, а то и просто желанием, пробуждающимся в них, едва лишь они начинают говорить и понимать.
     Г-на Сакремана с детских лет занимала одна-единственная мысль — получить орден. Совсем еще ребенком он носил оловянный крест Почетного легиона, как другие дети носят форменные фуражки, и на улице гордо шел под руку с матерью, выпячивая детскую грудь, украшенную красной ленточкой и металлическим орденом.
     После малоуспешного учения он провалился на экзамене на бакалавра и, не зная, за что приняться, женился на хорошенькой девушке, так как располагал состоянием.
     Они жили в Париже, как живут богатые буржуа, вращались в своем кругу, не смешиваясь с толпой, гордясь знакомством с депутатом, который того и гляди станет министром, и дружа с двумя начальниками отделений.
     Но мечта, запавшая в голову г-на Сакремана с первых дней его жизни, не покидала его, и он непрерывно страдал, что так и не добился права украсить грудь маленькой алой ленточкой.
     У него щемило сердце, когда где-нибудь на бульваре он встречал людей с орденами. Он украдкой поглядывал на них с острой завистью. Порой, в долгие часы послеполуденного безделья, он принимался их считать. "Посмотрим-ка, — говорил он себе, — сколько их попадется от Мадлэн до улицы Друо".
     И он шел медленно, приглядываясь к костюмам, уже издали различая наметанным глазом маленькую красную точку. И всегда в конце прогулки количество орденов поражало его.
     "Восемь офицеров и семнадцать кавалеров! Однако! Глупо раздавать кресты направо и налево. Посмотрим-ка, сколько их будет на обратном пути".
     И он возвращался не спеша, досадуя, когда уличная толчея затрудняла его подсчеты и он мог кого-нибудь пропустить. Он знал кварталы, где кавалеры орденов всего чаще встречались. Они кишели в Пале-Рояле, на авеню Оперы их было меньше, чем на улице Мира. Правую сторону бульвара они предпочитали левой.
     У них, по-видимому, были свои излюбленные кафе, театры. Всякий раз, когда г-н Сакреман замечал кучу седовласых мужчин, остановившихся посреди тротуара и мешавших движению, он думал: "Вот офицеры ордена Почетного легиона". И ему хотелось поклониться им.
     У офицеров (он это часто замечал) иная осанка, чем у простых кавалеров. Чувствуется, что их общественный вес больше, влияние шире.
     Но порой г-на Сакремана охватывала злоба, ярость против всех награжденных, и он проникался к ним ненавистью социалиста.
     Тогда ордена раздражали его, как дразнят голодного бедняка лакомства, выставленные, в витрине гастрономического магазина, и, придя домой, он громко заявлял:
      — Да когда же наконец избавят нас от этого подлого правительства?
     Жена удивленно спрашивала:
      — Что с тобой сегодня?
     Он отвечал:
      — Меня возмущают несправедливости, которые творятся повсюду! Как правы были коммунары!
     Но, пообедав, он снова уходил из дому — поглазеть на витрины с орденами. Он разглядывал все эти эмблемы различной формы и окраски. Он желал бы иметь их все и на каком-нибудь официальном торжестве, в огромном зале, полном народа, полном восхищенной толпы, идти во главе шествия, сверкая грудью, вдоль и поперек испещренной рядами орденов, величаво выступать с шапокляком под мышкой, сияя подобно светилу, среди восторженного шепота, среди почтительного гула.
     Но, увы, заслуг для ордена он не имел.
     "Орден Почетного легиона, — рассуждал он, — не так-то легко получить человеку, не занимающему общественной должности. Не удостоят ли меня знака отличия по народному просвещению?"
     Но он не знал, как тут взяться за дело. Когда он обратился за советом к жене, та крайне удивилась:
      — По народному просвещению? А что ты для этого сделал?
     Г-н Сакреман рассердился:
      — Да возьми ты в толк! Я же как раз и обдумываю, что бы такое сделать. Как ты иногда непонятлива!
     Жена улыбнулась:
      — Допустим, ты прав! Но я ведь тоже не знаю!
     У него мелькнула мысль:
      — Не поговорить ли тебе с депутатом Росселеном? Он может дать хороший совет... Мне самому, понимаешь, неудобно заговорить с ним об этом. Дело щекотливое, затруднительное. А тебе спросить вполне уместно...
     Г-жа Сакреман исполнила его просьбу. Росселен обещал переговорить с министром. Сакреман докучал ему напоминаниями. Депутат ответил наконец, что надо подать прошение и перечислить свои ученые степени.
     Легко сказать, "степени". Он не был даже бакалавром.
     Однако надо же с чего-нибудь начать, и Сакреман принялся кропать брошюру "О праве народа на образование". Но скудость мысли помешала ему закончить труд.
     Он стал искать тему полегче и принимался поочередно то за одну, то за другую. Первая была: "Наглядное обучение детей". Он требовал, чтобы в бедных кварталах были основаны бесплатные театры для детей. Родители водили бы их туда с самого раннего возраста, и там, с помощью волшебного фонаря, им преподавались бы начатки из всех областей человеческого знания. Так можно было бы пройти настоящий курс обучения. Зрение просвещало бы мозг, и картины запечатлевались бы в памяти, делая науку, так сказать, наглядной.
     Чего же проще, как преподавать таким образом всеобщую историю, географию, естественную историю, ботанику, зоологию, анатомию, и т. д. и т. д.?
     Он издал статью и разослал по одному экземпляру каждому депутату, по десяти — каждому министру, пятьдесят — президенту республики, по десяти — в редакции парижских газет, по пяти — в редакции газет провинциальных.
     Затем он занялся вопросами об уличных библиотечках, требуя от правительства, чтобы по улицам развозили книги в небольших тележках, как развозят апельсины. Каждый обыватель, уплатив за абонемент одно су, приобрел бы право прочитывать по десяти томов в месяц.
     "Народ, — писал г-н Сакреман, — падок только на развлечения. Сам он не идет к знанию, пусть же знание придет к нему" и т. д.
     Его труды не вызвали шума. Но он все же подал прошение. Ему ответили, что оно принято к сведению и что с его трудами знакомятся. Он решил, что успех обеспечен, стал ждать — ответа не было.
     Тогда он решил похлопотать сам. Он испросил аудиенции у министра народного просвещения и был принят одним из его секретарей, совсем еще молодым, но солидным и важным, который, словно играя на фортепьяно, нажимал ряды белых кнопок и вызывал швейцаров, курьеров из передней и младших служащих. Он заверил просителя, что дело его рассматривается, и посоветовал ему продолжать свои замечательные труды.
     И г-н Сакреман снова засел за работу.
     Депутат Росселен, казалось, живо интересовался теперь его успехами и надавал ему кучу превосходных деловых советов. Росселен, кстати сказать, был награжден орденом, но никто не знал, за какие заслуги он получил его.
     Он указал г-ну Сакреману несколько новых тем для его работ, ввел его в ученые общества, занимавшиеся особенно темными областями наук, в надежде снискать почести, и даже оказывал ему покровительство в министерстве.
     И вот однажды, придя к своему другу позавтракать (за последние месяцы Росселен частенько завтракал и обедал у них), он, пожимая руку Сакремана, сказал ему на ухо:
      — Мне удалось добиться для вас большой чести. Комитет исторических исследований возлагает на вас поручение. Надо произвести изыскание в различных библиотеках Франции.
     Сакреман от волнения не мог ни есть, ни пить. Через неделю он уехал.
     Он ездил из города в город, изучая каталоги, роясь на чердаках, заваленных пыльными томами, навлекая на себя ненависть библиотекарей.
     Но однажды вечером, когда он был в Руане, ему захотелось обнять жену — он не виделся с ней уже неделю, — он сел на девятичасовой поезд, рассчитывая к полуночи попасть домой.
     У него был свой ключ. Он вошел неслышно, дрожа от радости, предвкушая счастливое изумление жены. Дверь в спальню была заперта. Вот досада! Он крикнул:
      — Жанна, это я.
     Она, по-видимому, сильно испугалась; он услышал, как она вскочила с кровати и заговорила сама с собой, словно во сне, затем побежала к своей уборной, хлопнула дверью и забегала босиком взад и вперед по комнате, двигая мебелью так, что звякали стеклянные дверцы шкафов. Наконец она спросила:
      — Так это ты, Александр?
     Он ответил:
      — Ну да. Открой же!
     Дверь отворилась, и жена упала к нему на грудь, бормоча:
      — Ах, как я испугалась! Вот не ждала! Вот радость! Он начал раздеваться обстоятельно, как делал все; раздевшись, взял со стула пальто, чтобы повесить его в передней, и вдруг замер от изумления. В петлице была красная ленточка.
     Он пробормотал:
      — Что это... пальто с орденом!
     Жена кинулась к нему, рванула пальто и крикнула:
      — Нет, ты ошибаешься... Отдай мне его!
     Но он ухватился за рукав и повторял в полном смятении:
      — Да что это? Почему? Объяснись же! Чье это пальто?.. Оно не мое — на нем орден Почетного легиона.
     Она все пыталась вырвать у него пальто и растерянно лепетала:
      — Послушай, послушай, отдай же! Я не могу сказать тебе... Это секрет... послушай!
     Гнев охватил его, он побледнел:
      — Я хочу знать, почему это пальто здесь? Оно не мое!
     Тогда она крикнула ему в лицо:
      — Нет, твое... молчи... поклянись, что никому не скажешь... слушай... так вот... ты награжден!
     От волнения он выронил пальто и упал в кресло.
      — Я... ты говоришь... я награжден!
      — Да, но это секрет... это большой секрет...
     Она спрятала в шкаф одеяние, овеянное славой, и подошла к мужу, бледная и дрожащая. Она повторила:
      — Да, это новое пальто, которое я для тебя заказала. Но я дала слово ничего тебе не говорить. Это станет официально известно не раньше, чем через месяц — полтора. Тебе нужно сначала закончить изыскания. Ты не должен был ничего знать до возвращения. Это тебе устроил господин Росселен.
     Глубоко потрясенный Сакреман бормотал:
      — Росселен... орден... ему я обязан орденом... я... ах!... Он вынужден был выпить стакан воды.
     На полу белел клочок бумаги, выпавший из кармана пальто. Сакреман поднял его. Это была визитная карточка. Он прочел "Росселен, депутат".
      — Вот видишь, — сказала жена.
     И он заплакал от радости.
     Через неделю "Официальная газета" сообщала, что г-н Сакреман произведен в кавалеры ордена Почетного легиона за особые заслуги.
     
     Напечатано в "Жиль Блас" 3 ноября 1883 года под псевдонимом Мофриньёз.

Полное собрание сочинений Ги де Мопассана