[В начало сайта] [Переписка Мопассана] [Алфавитный указатель собрания произведений Ги де Мопассана] [Произведения]


Ги де Мопассан. Драгоценности

 
Начало произведения

     Ги де Мопассан. Драгоценности
     
     Новелла из сборника "Лунный свет"
     
     -------------------------------------------------------------------
     Ги де Мопассан. Собрание сочинений в 10 тт. Том 3. МП "Аурика", 1994
     Перевод Е. Брук
     Примечания Ю. Данилина
     Ocr Longsoft , март 2007
     -------------------------------------------------------------------
     
     Г-н Лантен познакомился с ней на вечере у помощника заведующего отделом, и любовь опутала его, точно сетью.
     Отец ее был сборщиком податей в провинции; он умер несколько лет назад. Она переехала в Париж вместе с матерью, которая, желая выдать дочь замуж, завела знакомство с буржуазными семьями по соседству. Люди они были бедные, но в высшей степени приличные, воспитанные, приятные. Дочь казалась тем совершенным образцом порядочной девушки, которой всякий благоразумный молодой человек мечтает вручить свою судьбу. В ее скромной красоте была прелесть ангельской чистоты, а неуловимая улыбка, не сходившая с губ, казалось отблеском ее души.
     Все кругом расхваливали ее, все знакомые без конца повторяли: "Счастливец, кто женится на ней. Лучшей жены не найдешь".
     Г-н Лантен, служивший тогда столоначальником в Министерстве внутренних дел, с годовым окладом в три тысячи пятьсот франков, сделал ей предложение и женился.
     Он был неописуемо счастлив с ней. Она вела хозяйство с такой искусной расчетливостью, что они жили почти роскошно. Какими только заботами, нежностями, милыми ласками не дарила она мужа; она была так очаровательна, что после шести лет супружества он любил ее еще больше, чем в первые дни.
     Он не одобрял в ней только пристрастия к театру и фальшивым драгоценностям.
     Ее приятельницы (она была знакома с женами нескольких скромных чиновников) то и дело доставали ей ложи на модные спектакли и даже на премьеры; и муж волей-неволей тащился с ней туда, хотя после трудового дня эти развлечения страшно утомляли его. Он упрашивал ее ездить в театр с какой-нибудь знакомой дамой, которая могла бы проводить ее потом домой. Она долго не соглашалась, находя это не совсем приличным. Наконец уступила ему в угоду, и он был ей за это бесконечно признателен.
     Но страсть к театру скоро вызвала в ней потребность наряжаться. Одевалась она, правда, очень просто и скромно, но всегда со вкусом, и казалось, что ее тихая неотразимая прелесть, бесхитростная прелесть, вся светящаяся улыбкой, приобретала в простом наряде какую-то особую остроту. Зато она усвоила привычку вдевать в уши большие серьги с поддельными бриллиантами и носила фальшивый жемчуг, браслеты из низкопробного золота, гребни, отделанные разноцветными стекляшками, изображавшими драгоценные камни.
     Мужу неприятно было это пристрастие к мишуре, и он часто говорил ей:
      — Дорогая моя, у кого нет возможности приобретать настоящие драгоценности, для того красота и грация должны служить единственным украшением; вот поистине редчайшие сокровища.
     Но она тихонько улыбалась и повторяла:
      — Что поделаешь! Мне это нравится. Это моя страсть. Я прекрасно понимаю, что ты прав, но себя не переделаешь. Я обожаю драгоценности.
     И, перебирая жемчужины ожерелья, любуясь сверканием и переливами граненых камней, она твердила:
      — Да ты посмотри, как они замечательно сделаны. Совсем как настоящие.
     Он улыбался:
      — У тебя цыганские вкусы.
     Бывало, когда они коротали вечера вдвоем, она ставила на чайный стол сафьяновую шкатулку со своими "финтифлюшками", как выражался г-н Лантен, и принималась рассматривать фальшивые драгоценности с таким жадным вниманием, словно испытывала глубокое и тайное наслаждение. При этом она неизменно надевала на мужа какое-нибудь ожерелье и от души смеялась, восклицая: "До чего же ты смешной!" — а потом бросалась ему на шею и пылко целовала его.
     Как-то зимой, возвращаясь из Оперы, она сильно продрогла. На другой день у нее начался кашель. Через неделю она умерла от воспаления легких.
     Лантен едва сам не последовал за ней в могилу. Его отчаяние было так ужасно, что он поседел в один месяц. Он плакал с утра до ночи, сердце его разрывалось от невыносимых страданий; голос, улыбка, все очарование покойной неотступно преследовали его.
     Время не сгладило его горя. Даже на службе, когда чиновники собирались вместе поболтать о новостях, щеки его вдруг начинали дергаться, нос морщился, глаза наполнялись слезами, лицо искажалось, и он принимался плакать навзрыд.
     Он в неприкосновенности сохранил спальню своей подруги и каждый день запирался там, чтобы думать о ней. Все в комнате — мебель и даже платья — оставалось на том же месте, как в последний день ее жизни.
     Но жить ему стало трудно. При жене его жалованья вполне хватало на все хозяйственные нужды, теперь же оно оказывалось недостаточным для него одного. Он недоумевал, каким образом она ухитрялась всегда угощать его прекрасным вином и тонкими блюдами, которых теперь при своих скромных средствах он уже не мог себе позволить.
     Он начал делать долги и бегал в поисках денег, как человек, доведенный до крайности. Наконец, очутившись однажды без гроша в кармане, — а до выплаты жалованья оставалась еще целая неделя, — он решил что-нибудь продать; и тут ему пришла мысль отделаться от жениных "финтифлюшек", потому что в глубине души он сохранил неприязненное чувство к этой "бутафории", которая в былое время так раздражала его. Вид этих вещей, ежедневно попадавшихся ему на глаза, даже слегка омрачал воспоминание о любимой женщине.
     Он долго разбирал кучу оставшейся после нее мишуры, так как до последних дней своей жизни она упорно продолжала покупать блестящие безделушки и почти каждый вечер приносила домой что-нибудь новое. Наконец он выбрал красивое ожерелье, которое она, по-видимому, Любила больше всего; он рассчитывал получить за него шесть — восемь франков, потому что для фальшивого оно сделано действительно весьма изящно.
     Лантен сунул ожерелье в карман и отправился бульварами в министерство, разыскивая по дороге какой-нибудь солидный ювелирный магазин.
     Наконец он увидел подходящий и вошел, несколько стесняясь выставлять напоказ свою бедность, продавая столь малоценную вещь.
      — Сударь, — обратился он к ювелиру, — мне хотелось бы знать, во что вы можете это оценить.
     Ювелир взял ожерелье, оглядел его со всех сторон, прикинул на руке, вгляделся еще раз через лупу, позвал приказчика, что-то тихо сказал ему, положил ожерелье обратно на прилавок и посмотрел на него издали, чтобы лучше судить об эффекте.
     Г-н Лантен, смущенный такой долгой процедурой, уже открыл было рот, чтобы произнести: "Ну да, я отлично знаю, что оно ровно ничего не стоит", — как вдруг ювелир заявил:
      — Это ожерелье, сударь стоит от двенадцати до пятнадцати тысяч франков; но я куплю его только в том случае, если вы точно укажете, каким образом оно вам досталось.
     Вдовец, ничего не понимая, вытаращил глаза и застыл на месте с раскрытым ртом. Наконец он пробормотав:
      — Что вы говорите?.. Вы уверены?!.
     Ювелир по-своему истолковал его изумление и сухо возразил:
      — Обратитесь еще куда-нибудь, может быть, в другом месте вам дадут дороже. По-моему, оно стоит самое большое пятнадцать тысяч. Если не найдете ничего выгоднее, приходите ко мне.
     Ошеломленный г-н Лантен забрал свое ожерелье и поспешил уйти, повинуясь смутному желанию обдумать все наедине.
     Но на улице он не мог удержать от смеха: "Ну и болван! Поймать бы его на слове! Вот так ювелир: не может отличить подделку от настоящего!"
     И он зашел в другой магазин, на углу улицы Мира.
     Как только ювелир увидел ожерелье, он воскликнул:
      — О, я прекрасно знаю это ожерелье, оно у меня и куплено!
     Чрезвычайно взволнованный, г-н Лантен спросил:
      — Какая ему цена?
      — Я продал его за двадцать пять тысяч. Могу вам дать за него восемнадцать, но по закону полагается, чтоб вы сперва указали, как оно стало вашей собственностью.
     Г-н Лантен даже сел, у него ноги подкосились от изумления.
      — Да... но... все-таки осмотрите его внимательнее, сударь, я всегда был уверен, что ожерелье... поддельное.
      — Будьте любезны сообщить вашу фамилию, — сказал ювелир.
      — Пожалуйста, Лантен, служу в Министерстве внутренних дел, живу на улице Мучеников, дом шестнадцать.
     Ювелир раскрыл книги, порылся в них и сказал:
      — Это ожерелье было действительно послано по адресу госпожи Лантен, улица Мучеников, дом шестнадцать, двадцатого июля тысяча восемьсот семьдесят шестого года.
     Оба посмотрели друг на друга в упор: чиновник — вне себя от изумления, ювелир — подозревая воровство.
     Ювелир продолжал:
      — Вы можете оставить мне ожерелье на одни сутки? Я выдам вам расписку.
      — Да, конечно, — пробормотал г-н Лантен и вышел, сунув в карман сложенную квитанцию.
     Он пересек улицу, направился в одну сторону, заметил, что ошибся дорогой, повернул к Тюильри, перешел Сену, понял, что снова идет не туда, и возвратился к Елисейским полям, шагая без всякой определенной мысли. Он пытался рассуждать, понять, в чем же тут дело. Его жена не имела возможности купить такую дорогую вещь. Конечно, нет. Тогда, значит, это подарок! Подарок! От кого? За что?
     Он остановился посреди улицы как вкопанный. Ужасное подозрение шевельнулось в нем: "Неужели она..."
     Значит, им все остальные драгоценности — тоже подарки! Ему показалось, что земля колеблется, что стоящее перед ним дерево падает; он взмахнул руками и свалился без чувств.
     Он пришел в себя в аптеке, куда его перенесли прохожие. Его проводили домой, и он заперся у себя.
     До самой ночи он неудержимо рыдал, кусая платок, чтоб не кричать. Потом, сломленный усталостью и горем, лег в постель и уснул тяжелым сном.
     Солнце разбудило его, он с трудом встал, собираясь идти в министерство. Но после пережитого потрясения работать было трудно. Он решил, что не пойдет на службу, и послал своему начальнику записку. Потом вспомнил, что ему надо зайти к ювелиру, и покраснел от стыда. Он долго колебался. Однако не мог же он оставить ожерелье в магазине; он оделся и вышел.
     Погода была чудесная, синее небо раскинулось над улыбающимся городом. Люди, засунув руки в карманы, фланировали по улицам.
     Глядя на них, Лантен думал: "Хорошо иметь деньги! Богатому и несчастье как с гуся вода, делай, что хочешь, путешествуй, развлекайся. Ах, будь я богатым!"
     Он вдруг почувствовал голод, так как ничего не ел со вчерашнего дня. Но в кармане у него было пусто, и он снова вспомнил об ожерелье. Восемнадцать тысяч! Восемнадцать тысяч! Кругленькая сумма!
     Он отправился на улицу Мира и стал расхаживать взад и вперед по тротуару против магазина. Восемнадцать тысяч франков! Несколько раз порывался он войти, но стыд удерживал его.
     Однако ему страшно хотелось есть, а денег у него не было ни единого су. Внезапно он решился: быстро, чтоб не дать себе времени раздумать, перебежал улицу и стремительно вошел в магазин.
     Увидев его, хозяин засуетился, вежливо улыбаясь, подставил стул. Подошли и приказчики и, пряча улыбку, искоса поглядывали на Лантена.
      — Я навел справки, сударь, — сказал ювелир, — и если вы не переменили намерения, я могу уплатить предложенную мною сумму.
      — Да, пожалуйста, — пробормотал чиновник.
     Ювелир вытащил из ящика восемнадцать ассигнаций, пересчитал их и вручил Лантену. Тот подписался на квитанции и дрожащей рукой засунул деньги в карман. В дверях он обернулся к ювелиру, не перестававшему улыбаться, и сказал, опустив глаза:
      — У меня... остались еще драгоценности... тоже по наследству... Может быть, вы и те купите?
      — Извольте, — кланяясь, отвечал ювелир.
     Один приказчик убежал, чтобы не расхохотаться, другой начал громко сморкаться.
     Лантен, весь красный, невозмутимо и важно заявил:
      — Сейчас я их привезу.
     Он нанял фиакр и поехал за драгоценностями.
     Через час он вернулся, так и не позавтракав. Они принялись разбирать драгоценности, оценивая каждую в отдельности. Почти все были куплены в этом магазине.
     Теперь Лантен спорил о ценах, сердился, требовал, чтобы ему показали торговые книги, и по мере того, как сумма возрастала, все больше повышал голос.
     Серьги с крупными бриллиантами были оценены в двадцать тысяч франков, браслеты — в тридцать пять, брошки, кольца и медальоны — в шестнадцать тысяч, убор из сапфиров и изумрудов — в четырнадцать тысяч, солитер на золотой цепочке в виде колье — в сорок тысяч; все вместе стоило сто девяносто шесть тысяч франков.
      — Видимо, особа, которой это принадлежало, вкладывала все свои сбережения в драгоценности, — добродушно подсмеивался ювелир.
      — Такой способ помещения денег нисколько не хуже всякого другого, — солидно возразил Лантен.
     Условившись с ювелиром, что окончательная экспертиза назначается на следующий день, он ушел.
     
     На улице он увидел Вандомскую колонну, и ему захотелось вскарабкаться на нее, как на призовую мачту. Он ощущал в себе такую легкость, что способен был сыграть в чехарду со статуей императора, маячившей высоко в небе.
     Завтракать он отправился в Вуазену и пил вино по двадцать франков бутылка.
     Потом он нанял фиакр и прокатился по Булонскому лесу. Он оглядывал проезжавшие экипажи с некоторым презрением, еле сдерживаясь, чтоб не крикнуть: "Я тоже богат! У меня двести тысяч франков!"
     Вспомнив о министерстве, он поехал туда, развязно вошел к начальнику и заявил:
      — Милостивый государь, я подаю в отставку. Я получил наследство в триста тысяч франков.
     Он попрощался с бывшими сослуживцами и поделился с ними планами своей новой жизни; потом пообедал в Английском кафе.
     Сидя рядом с каким-то господином, который показался ему вполне приличным, он не мог преодолеть искушения и сообщил не без игривости, что получил наследство в четыреста тысяч франков.
     Первый раз в жизни ему не было скучно в театре, а ночь он провел с проститутками.
     Полгода спустя он женился. Его вторая жена была вполне порядочная женщина, но характер у нее был тяжелый. Она основательно помучила его.

Полное собрание сочинений Ги де Мопассана