Я заходил сегодня утром к управляющему канцелярией г-на Барду. Меня письменно пригласили явиться к нему.
    Он сказал мне, что г-н Барду, по вашей просьбе, поручил ему узнать, нельзя ли сделать что-нибудь для меня, но так как министр запамятовал, где я служу и о чем прошу, то меня попросили зайти, чтобы обо всем этом расспросить.
    Я объяснил ему свое положение, и он обещал заняться моим делом. Ему кажется, однако, трудным установить для меня оклад, равноценный тому, который я получал в морском министерстве. Все же он об этом подумает.
    Вы видите, таким образом, что дело это еще весьма сомнительно. После удержания из наших окладов взноса в кассу инвалидов я располагаю только 2 000 франков; я получаю затем 600 франков от отца, которых я лишусь, как только через четыре года он уйдет из своей конторы. Мой оклад может быть доведен к Новому году до 2 400 франков. Соглашаться на меньшую сумму мне невозможно. Ведь и этой суммы только с трудом хватает на жизнь, а после того, как я уплачу портному, сапожнику, приходящей прислуге, прачке, за квартиру и за стол, у меня от моих 216 франков в месяц остается не более 12—15 франков на холостяцкие расходы. Думаю, что многие простые рабочие в лучшем положении, чем я: у них столько же денег и меньше обязательных расходов. Я редко говорю об этом, потому что мне это тягостно, но я хотел с полной точностью изобразить вам свое положение в том случае, если бы мне предложили в министерстве народного образования место с окладом в 1 800 или 2 000 франков.
    Я вам напишу тотчас же, как только узнаю что-нибудь новое.
    Целую вас, дорогой учитель, и прошу передать г-же Комманвиль мои почтительные приветствия.