Итак, все кончилось, дорогая мама, и как быстро! В продолжение одиннадцати месяцев, долгих месяцев, я жду этих двух недель, составляющих мое единственное удовольствие в году, а они проходят так скоро, так скоро, что сегодня я задал себе вопрос, как могло случиться, что все уже кончилось. Уж не сон ли это, что я поехал в Этрета и пробыл там полмесяца? Мне кажется, что я не покидал министерства, что я все еще жду своего отпуска... окончившегося сегодня утром. На этот раз вдобавок мой отъезд был омрачен страшной мыслью о полном одиночестве, в котором ты окажешься этой зимой. Предвижу долгие вечера, которые ты будешь проводить одна в печальных думах о тех, кто далеко, в думах, после которых будешь больна и подавлена. И, конечно, очень часто, в течение бесконечных зимних вечеров, когда я буду работать в своей комнате, мне будет мерещиться, как ты сидишь на низком стуле и пристально смотришь на огонь, подобно людям, уносящимся мысленно далеко-далеко.
    А кроме того, несмотря на страшную жару и безоблачное небо, я сегодня впервые ощутил зиму. Я только что взглянул на Тюильри: деревья уже без листвы, и мне представилось, что на меня внезапно налетел ледяной и снежный порыв; я подумал о лампах, зажженных в три часа дня, о дожде, бьющем в ставни, о страшном холоде, и все это в продолжение долгих месяцев...
    Как хорошо было бы очутиться в стране, где всегда греет солнце!
    Напрасно я пишу тебе обо всем, что приходит мне на ум. Ты и так расположена видеть жизнь в черном свете, я же еще больше опечалю тебя своими сетованиями. Но трудно смеяться, когда не испытываешь к этому ни малейшего желания, и, уверяю тебя, мне сейчас совсем не до смеха.
    Небо совершенно голубое. Я никогда не ощущал так явственно, как сегодня, разницу между светом в Этрета и в Париже. Мне кажется, что здесь я ничего не вижу, словно у меня какая-то пелена на глазах. Но, черт подери, здесь жарче, гораздо жарче. Как хорошо было бы выкупаться в море!
    Отовсюду ужасно смердит; я нахожу, что навозная куча твоего мясника пахнет превосходно по сравнению с парижскими улицами.
    Мой начальник ворчливее, чем обычно. Вот уж брюзга!
    Мы правильно высчитали: день всех святых будет в понедельник; я смогу, следовательно, приехать; но, к сожалению, Новый год приходится на субботу, так что у меня окажется самое большее три дня вместо четырех, как это было в прошлом году. А если будущий год не високосный, то Новый год придется на воскресенье, и у меня будет только два дня. Но до тех пор у нас еще хватит времени рассчитать все как следует.
    Сегодняшний день кажется мне бесконечно долгим, более долгим, во всяком случае, чем две недели, только что проведенные в Этрета.
    Сейчас половина пятого; я пришел в канцелярию в половине первого, а мне кажется, что мое заключение здесь длится по крайней мере часов десять. Честное слово, я не испытываю никакого желания ехать в Безон. Я видел его издали сегодня утром, когда проезжал по мосту. Он показался мне до такой степени безобразным, что у меня нет ни малейшей охоты провести там хотя бы день. Это самое голое и открытое место из всех, какие я знаю, и все же горизонт там показался мне узким и ограниченным. Наверное, потому, что только тот горизонт кажется широким и открытым, который мил глазу и дорог сердцу.