Я в сильном смятении из-за Насьон, дорогой учитель. Возможно, вы увидите Рауль-Дюваля в Руане во время новогодних каникул; поэтому я изложу сейчас суть дела и попрошу у вас совета. Когда г-н Рауль-Дюваль попросил у меня несколько статей, он отказался принимать длинные и серьезные статьи, вроде той, которую я ему предложил, и посоветовал мне сделать что-нибудь позабавнее. Чтобы понравиться Дювалю, я дал ему статью о Бальзаке, род критики на потребу светских дам и господ, без всякого намека на литературу. Он нашел статью прелестной и говорил о ней с энтузиазмом г-же Лапьерр, повторившей мне его слова. Вслед за тем я написал вполне литературную и вполне серьезную статью по весьма важному и весьма значительному вопросу, о нашествии Причудливости, при помощи которой посредственности заменяют недостающую им оригинальность. Книга, послужившая предлогом для этого очерка, — не что иное, как Причудливые смерти Жана Ришпена. Рауль-Дюваль возразил мне, что это совершенно неинтересно для его читателей, что г-н Ришпен вовсе не достоин рекламы, являющейся всегда результатом даже враждебной статьи (точно вся речь в моей статье шла о Ришпене), и т. д., и т. п. После этого я беру переиздание первой книги Сент-Бёва о французской поэзии XVI века и пишу третью статью. Рауль-Дюваль, видимо, оценил ее, попросил у меня разрешения разбить пополам несколько фраз по той причине, что журнализм требует короткой фразы, и объявил мне, что статья скоро появится. Я еще жду!! Я жду ее и по сей день!!!
    Так как г-н Ноэль, который ведет драматургический отдел в Насьон, превосходит Малларме по части галиматьи и так как газета действительно не может его держать, г-н Рауль-Дюваль попросил меня дать ему несколько отзывов о пьесах. Я взял сначала Друга Фрица, лучшую пьесу, поставленную в этом году. Это мнение Доде, Золя, Тургенева и, — чего мне совершенно достаточно, — мое собственное. Сегодня узнаю, что г-н Рауль-Дюваль нашел пьесу глупой, отвратительной и никому не советует смотреть ее. Его ли это мнение или мнение бонапартистских кругов? Не знаю, но все же моя статья не должна ему понравиться, хотя я и довольно умеренно хвалю это произведение.
    Но я смотрю своими глазами, сужу по собственному разумению и никогда не скажу о белом, что оно черное, только потому, что таково мнение кого-то другого. Я рассчитываю написать еще одну пробную статью для Насьон, после чего успокоюсь. Я не только израсходовал 25 франков на места в театре и на книги для рецензирования — расход, от которого я, конечно, воздержался бы, — но, что неизмеримо важнее, проработал напрасно целый месяц. Эти вечные колебания волнуют меня, а разнохарактерные, случайные статьи сбивают с толку; я нахожусь в полной неизвестности, а при нерешительности г-на Рауль-Дюваля и при его страхе перед редакцией газеты, очевидно, враждебно настроенной по отношению к какому-то пришельцу, может случиться так, что вся весна пройдет в требовании от меня пробных статей, которые не приведут ни к чему и не будут даже оплачены.
    Я подумал, что вы, быть может, встретились с ним у г-жи Лапьерр и он говорил вам обо мне. Я хотел бы в таком случае знать, есть ли у меня какие-нибудь шансы заместить г-на Ноэля, без чего совершенно бесполезно растрачивать дальше зря время и деньги. Я не знаю даже, какую пьесу выбрать для моей второй статьи, а от таких запоздалых отзывов трудно ждать чего-нибудь оригинального. Во всяком случае, бесцельно писать обо мне г-ну Рауль-Дювалю; я вам расскажу обо всем подробнее, когда вы будете здесь. Поверьте мне, дорогой учитель, ни одна газета не разрешит мне писать чисто литературные статьи и говорить то, что я думаю. Я ежедневно читаю Насьон; этот листок радикально глуп, это — царство предрассудков и пошлости, все новое отпугивает их, и в отношении идеи и в отношении формы. Так, например, г-н Ноэль пишет в листке, что певица м-ль Риттер является «олицетворением грациозного образа девушки, которую композитор (Виктор Массе) избрал, чтобы обрамить ее лучшими жемчужинами своих мелодий!..» Посылаю вам также сегодняшний фельетон — трудно представить себе что-нибудь худшее. Одновременно препровождаю вам и статью Золя, находящего, что научная драма является удачным нововведением, ведущим к натуралистической драме. Это уже чересчур!!! Когда же вы вернетесь? Я огорчен тем, что вы остаетесь там так долго...
    ...Г-н Тургенев сообщил мне вчера, что вы, возможно, будете здесь не раньше конца февраля. Это очень опечалило меня. Мне необходимо побеседовать с вами; мой мозг полон всякой всячины, которою хочется с вами поделиться: я страдаю от слишком долгого воздержания духа, подобно тому, как страдают от продолжительного целомудрия.
    Париж живет сейчас в очень приятной для меня атмосфере похоти. Только и разговоров, что об историях г-жи Ш. Г., князя Гогенлоэ и еще одной дамы, которую не называют. Попросите г-жу Лапьерр рассказать вам все это. Я работаю слишком много. Но бесстыдство почтенной публики меня радует.
    Возвращайтесь быстрее, дорогой учитель. Целую вас с истинно сыновней любовью.