Письмо Ги де Мопассана №1 Матери
Письмо Ги де Мопассана №10 Луи ле Пуатвену
Письмо Ги де Мопассана №20 Матери
Письмо Ги де Мопассана №30 Эдгару Рауль-Дювалю
Письмо Ги де Мопассана №40 Луи ле Пуатвену
Письмо Ги де Мопассана №50 Матери
Письмо Ги де Мопассана №54 Эдмону де Гонкуру
Письмо Ги де Мопассана №55 Луи ле Пуатвену
Письмо Ги де Мопассана №56 Роберу Пеншону
Письмо Ги де Мопассана №57 Эмилю Золя
Письмо Ги де Мопассана №58 Эмилю Золя
Письмо Ги де Мопассана №59 Гюставу Флоберу
Письмо Ги де Мопассана №60 Эмилю Золя
Письмо Ги де Мопассана №61 Гюставу Флоберу
Письмо Ги де Мопассана №62 Гюставу Флоберу
Письмо Ги де Мопассана №63 Жоржу Шарпантье
Письмо Ги де Мопассана №64 Гюставу Флоберу
Письмо Ги де Мопассана №70 Гюставу Флоберу
Письмо Ги де Мопассана №80 Леону Фонтэну
Письмо Ги де Мопассана №89 Луи ле Пуатвену
|
Письмо Ги де Мопассана №59. Гюставу Флоберу
Министерство морское и колоний.
Париж, 5 июля 1878 г.
Вы просите у меня новостей, дорогой учитель; увы, все они неважны. Прежде всего мать чувствует себя очень плохо...
...Добавьте к этому, что министерство раздражает меня: я не могу работать, ум мой бесплоден и утомлен вычислениями, которыми занимаешься с утра до вечера, и временами у меня возникает столь ясное представление о бесполезности всего на свете, о бессознательной жестокости мира, о безнадежности будущего (каково бы оно ни было), что я начинаю испытывать горестное безразличие ко всему и желаю только одного — покоя, покоя в каком-нибудь уголке, без надежд и без помех.
Я живу в совершенном одиночестве, так как люди наводят на меня скуку, а сам я скучаю, так как не могу работать. Я нахожу свои мысли заурядными и однообразными, а мозг у меня настолько устал, что я не могу даже выразить их. В своих вычислениях я стал делать меньше ошибок, и это доказывает, что я очень поглупел.
Время от времени я захожу провести часок — другой к нашему милому другу г-же Брэнн; это лучшая женщина на земле, и я люблю ее от всего сердца. Я рассказываю ей много историй, которые кажутся ей иной раз чересчур вольными. Она находит, что я недостаточно сентиментален. Она пересказывает мне свои сны, а я — случаи из жизни.
Встречаясь у нее с другими прекрасными дамами, я поучаю их втихомолку таинствам сладострастия и подрываю к себе уважение в их сердцах, так как они находят меня недостаточно «коленопреклоненным».
Я встретил индейцев, и мое воображение заиграло.
Золя, меданский домовладелец (департамента Сены и Уазы), заметил, что настил в его доме прогнулся; он приказал вынуть одну доску и узнал, что балки сгнили. Тогда, без архитектора, по совету местного каменщика, он заменил их железными брусьями. Таким образом, вполне возможно, что в один прекрасный день обрушится весь его дом. О реалисты!
Он не слишком грустит о прекращении
Общественного блага.
Подобно святому Антонию, каждый вечер я говорю: «День прошел! День долой!» Дни эти кажутся мне долгими, долгими и печальными, — в обществе глупого коллеги и начальника, который меня ругает. С первым я больше не говорю, а второму не отвечаю. Оба немного презирают меня и считают несообразительным, что меня только радует.
Улицы словно гримасничают рожами иностранцев. На бульваре пахнет негром, а скопление провинциалов то тут, то там преграждает вам дорогу. Лошади фиакров внушают мне жалость, до того они тощи. Они не околевают больше, они исчезают, стушевываются. В Париже витает столько глупости, навезенной со всех концов света, что испытываешь подавленное состояние.
Прощайте, дорогой учитель, целую вас и жму вам руку.
Ги де Мопассан.
Что касается г-на Барду, нет ничего нового. |