Послание мэтра Жозефа Прюнье, лодочного навигатора безонских и окрестных вод, достопочтеннейшему Роктайаду, он же «Синячок».
    Осушив многие чарки вступительные, принялись мы за пирование и испили:
    2591 скляницу шато-икемского, коему имя тако речется того ради, что от оного зелия человека по сторонам шатает и он икать начинает;
    678 скляниц доброго шалонского, коему имя тако речется того ради, что люди от него ошалевают;
    746 скляниц мушкатного, коему имя тако речется того ради, что от него под мухой ходят;
    27 941 скляницу маконского, коему имя тако речется того ради, что от него зело мозги размокают.
    И стали мы после сего в веселие приходить. К нашим пантагрюэльским трапезам обычая не имея, старая задница Ток зачал очами ворочать весьма негоже и диковинно, а еще пуще того негоже и диковинно стал ворчать чревом, да на пол свалился и вовсе перестал ворочаться. Тут мы губками очищали его, обмывали его, оттирали его, поднимали его, уносили его, уложили его, раздели его, совсем обомлевшего, и стали у одра его творить моления и причитания всех карманников, всех бражников, винопивцев и им подобных, а он спал, и храпел, и пускал ветры всю ночь неистовым образом, пока, наконец, не пробудился весь изломанный, разбитый, мятый, с расслабленной головой, шеей, спиной, грудью, руками и опрочими членами.
    А назавтра мы подобное же творить стали.
    И в день, в который господь бог, небо и землю создавши, от трудов праведных опочил, прибыли мы в Безон. И много дел содеял в оный день Прюнье, так же как и удивительных, чудесных и возвышенных подвигов в ремесле судоходном, а именно: отбуксировал от Безона до Аржантейя столь устрашительно великую парусоносную ладью, что мнил уже кожу с дланей своих на веслах оставить (а были в той парусоносной ладье две преотменные б...).